Церковная песня [Гимн Хаоса] - Роберт Сальваторе

Посреди поцелуя, Каддерли положил руку на живот Даники, ниже края ее короткой сорочки. Как всегда, молодого священника поразили твердые, перекатывающиеся мускулы ее живота. Спустя мгновение, он медленно повел руку вверх.

Реакция Даники последовала через мгновение. Ее рука с вытянутым вперед пальцем пронеслась мимо его груди и ударила в плечо.

Уже успевшая забраться под сорочку рука Каддерли немедленно остановилась, затем безжизненно повисла. Он морщился, пока боль не перешла в простое онемение всей руки.

– Ты такой… – запинаясь, говорила Даника, – Такой… мальчишка! – Сперва Каддерли подумал, что ее злость была результатом его выходки, но Даника поразила его окончательно.

– Ты так и не можешь отвлечься от своих занятий?

– Она знает! – пробормотал пораженный Каддерли, когда Даника выбежала прочь. Ожидая, нападения он краем глаза следил за рукой Даники, и полагал, что точно знал, куда ударил палец. До этого момента он полагал, что номер удался, несмотря на все продолжающуюся боль. Но теперь Даника все поняла!

Молодой ученый остановился на секунду, подумать над тем, что подразумевала Даника, но затем Каддерли услышал нежный смех Даники из-за ближайшего шкафа – у него как будто гора с плеч свалилась. Он шагнул к ней, намереваясь извиниться, но Даника подобралась, как только он свернул за угол – ее палец был готов к удару.

– Прикосновение сработает на твою голову ничуть не хуже, – пообещала молодая женщина, ее светло-карие глаза сверкнули.

Каддерли в этом ничуть не сомневался, и уж тем более он не хотел, чтобы Даника подтвердила свои слова. Его всегда поражало, что Даника, весившая вдвое меньше него, могла запросто его свалить. Он посмотрел на нее с искренним восхищением, даже с завистью, ибо Каддерли очень хотел бы иметь преданность и целеустремленность Даники, ее страсть к учебе. Тогда как Каддерли рассеянно шел по своей занятой жизни, видение жизни Даникой оставалось сфокусированным, основанным на суровой философичной религии, мало известной в западных Королевствах. Все это так же поддерживало очарованное состояние Каддерли. Он хотел открыть ее разум и сердце, заглянуть в них, зная что там он найдет ответы, которые заполнят пустоты в его жизни.

Даника воплощала в себе все его мечты и надежды, он даже не пытался вспомнить, какой болезненно пустой была его жизнь до встречи с ней. Он попятился назад, поднимая руки с открытыми ладонями, желая показать, что не хочет больше демонстраций.

– Стой! – приказала Даника так резко, как только позволял ее мелодичный голос. – Тебе, что, нечего мне сказать? – Каддерли на мгновение задумался, гадая, что она хочет услышать.

– Я люблю тебя? – скорее спросил, чем заявил он.

Даника кивнула, обезоруживающе улыбнулась, затем опустила руку. Серые глаза Каддерли вернули улыбку в десятикратном размере, и он шагнул к ней.

Опасный палец взметнулся вверх и начал раскачиваться, напоминая некую адскую змею.

Каддерли потряс головой и бросился прочь из комнаты, останавливаясь только чтобы схватить обрывок пергамента и погрузить перо, которое он хранил заткнутым за ленточку на шляпе в открытую чернильницу. Он прекрасно запомнил “Увядающее Прикосновение”, и хотел зарисовать его, пока образ был свеж в памяти.

На этот раз смех Даники был далеко не таким нежным.

Глава 4. Песнь

– Они поют ему! – воскликнул удивленный Друзил, не будучи уверенным, хорошо это, или плохо. Религиозные фанатики Замка Троицы приняли создание зелья слишком близко к сердцу; даже не столь преданные делу члены совета, как Рэгнар и, по мнению Абалистера, Барджин, влились в поток фанатиков. – Только не очень, боюсь, хорошо поют. – Имп прикрыл уши крыльями, чтобы приглушить звук.

Абалистера тоже далеко не восхищал разноголосый вой, который эхом отдавался по всему замку, а стены и двери были не в состоянии приглушить эту фанатичную какофонию. Впрочем, он переносил выходки жрецов гораздо более стойко, чем нервный имп. Но нельзя было сказать, что у Абалистера не было задних мыслей по этому поводу. Со времени драки в обеденном зале, имевшей место четыре недели назад, Барджин умудрился приписать все заслуги по созданию зелья себе и сейчас его голос вел хор, исполнявший хвалы Смертельному Ужасу.

– У Барджина есть богатство, – напомнил Друзил волшебнику, как бы читая его мысли. Абалистер ответил, угрюмо кивнув.

– Боюсь, что оскорбление обернулось против меня, – объяснил он, медленно подходя к окну, чтобы посмотреть на Сияющие Равнины. – Назвав Проклятие Хаоса Смертельным Ужасом, я хотел унизить Барджина, ослабить его позиции, но он со всем этим легко справился, смог превозмочь свою гордость. Все последователи верят в его преданность Талоне и Проклятию Хаоса. – Абалистер вздохнул. С одной стороны, он жалел, что не смог унизить Барджина, во всяком случае прилюдно, но с другой, предводитель священников, искренен он или нет, хорошо готовил Замок Троицы к предстоящим испытаниям и претворял в жизнь волю Талоны.

– Если последователи будут думать, что наше зелье – простое магическое варево, они не будут с такой готовностью отдавать свои жизни за наше дело, – резонно заметил Абалистер, поворачиваясь к Друзилу. – Нет ничего лучше религии, чтобы расшевелить чернь.

– Ты не веришь, что зелье – посланник Талоны? – спросил Друзил, хотя он заранее знал ответ.

– Я знаю разницу между магическим варевом и человеком, благословленным одним из богов, – сухо ответил Абалистер. – Зелье действительно послужит делу Госпожи Ядов, так что его титул вполне подходящий.

– Барджин собрал вокруг него все силы Замка Троицы, – быстро ответил Друзил угрожающим голосом. – Даже Рэгнар не осмеливается идти против него.

– А зачем это ему, или еще кому-то надо? – ответил Абалистер. – Проклятие Хаоса скоро будет использовано по назначению, а Барджин сыграл в этом главную роль.

– А какой ценой? – потребовал имп. – Я дал рецепт Проклятия тебе, хозяин, а не жрецу. И все таки именно жрец контролирует его и использует тебя и других волшебников для своих целей.

– Мы – братство и клялись друг другу в верности.

– Вы – сборище воров, – фыркнул Друзил. – Но не злоупотребляющее таким понятием, как честь. Если бы Рэгнар не боялся тебя, и не видел выгоды в твоем существовании, он бы тебя лично зарубил. Барджин… – Друзил закатил глаза – …Барджина не волнует ничего, кроме него самого. Где его шрамы? Где татуировки? Он не заслуживает ни своего титула, ни своего места среди священников. Он падает на колени перед своей богине только для того, чтобы все вокруг превозносили его святость. Нет ничего религиозного…